Полицейская сага - Страница 112


К оглавлению

112

Был уже холодный поздний вечер, когда Билли и Такер, остановившись перед зданием городского совета, пожали друг другу руки.

– Что ж, начальник, – проговорил Билли, – примите мои поздравления. Если понадобится моя помощь в обустройстве, звоните мне в капитолий штата или прямо домой. Номер есть в книге.

– Большое вам спасибо, губернатор. Я вам признателен за то, что вы довели дело до конца. Начальник полиции Брин почувствует себя несчастным.

Билли рассмеялся.

– Хотелось бы на это надеяться! А я к первому числу пришлю вам на ознакомление текст контракта.

Тут мужчины распрощались. Такер стал демонстративно искать что-то в отделении для перчаток, чтобы дать возможность Билли уехать первым. Затем он завел машину, но поехал в противоположном направлении: не в сторону Атланты, а в сторону Коламбуса. И доехал до того места, где от шоссе, ведущего на Коламбус, отходит улица «Ди». Проехал по улице «Ди» мимо ряда покосившихся домишек и остановился в самом ее конце: перед домом, который, по сравнению с другими, был явно в лучшем состоянии и даже был покрашен белой краской.

Он выключил мотор и тихо посидел в машине, разглядывая дом, пока не замерз. Наконец, с выпрыгивающим из груди сердцем и учащенным дыханием, он вышел из машины, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Осмотрелся под леденящим лунным светом; все было, как прежде. Дверь отворилась, и Нелли Коул стала всматриваться в ночную тьму.

– Да? Кто там?

Такер смотрел, как она дрожа на холоде, куталась в стеганый халат. И снял шляпу.

– Мама, – сказал он, – это я. Я дома.

Нелли какое-то время выглядела так, словно ее током ударило. Она приложила ладонь ко рту.

– Уилли? Это ты? Это Уилли?

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Да, мама, это я.

Уилли Коул прибыл домой.

Глава б

В воскресенье Билли, Патриция и их сын Уилли Ли принимали в качестве гостей Г. У. и Кэрри Фаулеров и Элоизу Ли, давая в их честь воскресный ленч. Когда принимали Фаулеры, у них всегда подавали жареную курицу; когда принимали Ли, у них всегда был ростбиф и йоркширский пудинг. Из уважения к религиозным чувствам Фаулеров, вина не подавали.

Билли показалось, что после месячного отсутствия он черпал жизненные силы не только из прекрасной пищи, стоящей на столе, но и из самой обстановки, благодаря самому присутствию всех живых членов семьи. Он наблюдал за их непринужденной болтовней: за юным Уиллом, уже пятнадцатилетним, но все еще по-мальчишески худым, взявшим от матери волосы, отливающие потемневшим от времени золотом; за Элоизой, все еще погруженной в свое вдовство и в то же время являвшейся незаменимым управляющим делами мистера Фаулера и координатором организационной части предвыборной кампании Билли; за мистером Фаулером, поседевшим и погрузневшим, но во всем остальном так и не изменившимся за последние двадцать лет, хотя ему уже исполнилось семьдесят пять; за Кэрри, достигшей того же возраста, но выглядевшей значительно старше, все время страдающей от какой-то, не поддающейся диагнозу болезни, хотя, по глубокому убеждению Билли, истинной причиной ее непрекращающихся страданий являлась гибель отца; и за Патрицией, все еще прекрасной, все еще зовущей и манящей, медленно набирающей возраст и становящейся с годами только лучше, как изысканное вино.

Целый час, пока они просматривали воскресные газеты, их клонило в сон; наконец, Фаулеры извинились и поехали домой отдохнуть и вздремнуть. С ними уехала и Элоиза. Пошел дождь. Приехал Хью Холмс. Билли встретил его на крыльце с зонтиком и проводил к себе в кабинет, где их уже ждала Патриция с кофе. Уилл попросил разрешения удалиться и заняться выполнением индивидуального школьного задания.

Билли открыл шкафчик, встроенный в нижнюю часть книжного шкафа, и достал оттуда непочатую бутылку бренди. Он прятал спиртное не так тщательно, как Холмс, но все же не держал его открыто.

– Отец Патриции прислал нам целый ящик на Рождество. Он всегда посылает нам все загодя, с учетом расстояния. – Билли сломал печать и откупорил бутылку. – Это «Финь-шампань» 1928 года. Не будем ждать Рождества.

– Разделяю ваше нетерпение, – заявил Холмс, протягивая руку к рюмке. Он понюхал бренди и попробовал его. – Это определенно коньяк для пожилых, мой мальчик. Не знаю, созрел ли ты для него.

– Рискну, – произнес Билли, сел и отпил маленький глоточек.

– Что ж, теперь, когда вы открыли нам путь к погибели, направив этого цветного джентльмена руководить полицией…

– Ну, ну, ну! Для города это достойный шаг, и вы сами прекрасно это знаете.

Холмс отпил бренди.

– Полагаю, что да, но я знаю, к чему это ведет, и боюсь.

– Но ведь бояться нечего.

– Наверное, я боюсь перемен. Никогда не предполагал, что буду их бояться, тем более, таких, над которыми я властен. И это меня тревожит. Тревожит то, что, хотя контроль осуществляем мы, происходящее начинает само контролировать нас и подчинять нас себе. Впервые в жизни у меня появилось ощущение, что я должен бежать, чтобы угнаться за временем.

Билли поглядел в рюмку и понял, что логика Холмсу не поможет. Затронуто оказалось нечто фундаментальное.

– Вы поступаете правильно, – наконец проговорил он.

– Правильно, как я полагаю, при данных обстоятельствах. Думаю, что это лучшее, что следует делать, когда бежишь, чтобы поспеть за ходом событий. – Холмс глубоко вздохнул. – Ну, и как обстоят дела с Белым Домом?

– Дел-то не очень много, – ответил Билли. – Только крупные денежные поступления. Да еще весьма необычным порядком: Ну, а если этим пренебречь, то дела сводятся к одному визиту президентского помощника, Дэвида Кэсса, и собственноручному письму Кеннеди, тоже одному. Но все равно меня не покидает ощущение, будто заварилась какая-то каша.

112