Полицейская сага - Страница 46

Он повесил трубку, испытывая беспредельное унижение и полнейшую подавленность, даже в большей степени, чем после первого убийства. Подавленность эта была результатом гнева, обращенного на себя самого, но к концу дня Уилл Генри нашел для этого гнева выход вовне, и объектом оказался Эмметт Спенс, сын Хосса.

Почти всю свою недолгую, шестнадцатилетнюю жизнь Эмметт Спенс играл роль возмутителя спокойствия. Еще ребенком он до смерти перепугал мать, зарыв две дюжины цыплят по горло в землю и пустив по ним газонокосилку; в другой раз он сумел таким образом перевести стрелку на сортировочной станции местной железной дороги, что, если бы это вовремя не обнаружили, в результате столкнулись бы два маневровых паровоза. Зато отца подобные происшествия наполняли какой-то извращенной гордостью, и он предпочитал думать, что подобные поступки мальчика свидетельствовали о его исключительном «мужестве». Местные жители, однако, считали, что у Эмметта «не все дома», и терпели его выходки лишь потому, что отец его был богатым человеком в их бедном графстве.

Уже после ужина Уиллу Генри позвонил Смитти, хозяин бакалейной лавки в Брэйтауне, и сообщил, что белый юноша бьет стекла в школе для цветных. Уилл Генри прибыл на место происшествия и обнаружил, что Эмметт Спенс стреляет по окнам школы из ружья двадцать второго калибра, а группа чернокожих взрослых, пришедших на заседание клуба, сбилась внутри, пытаясь укрыться от летящих осколков стекла.

Эмметт замер, завидев полицейскую машину; он перепугался до такой степени, что не мог даже бежать. Уилл Генри подошел к нему неспешным шагом, вырвал ружье из рук, разрядил его и разбил на мелкие кусочки о ближайший телефонный столб. Это дало выход гневу, но не до конца. После этого Уилл Генри одной рукой вынул ремень из брюк, а другой крепко схватил парня за запястья и во всем правилам стал спускать с него шкуру, подбадриваемый черными, пришедшими в себя и вышедшими на улицу, чтобы поглядеть, как их несовершеннолетний мучитель крутится и вертится, угощаемый широкой кожаной лентой и визжащий, точно перепуганный поросенок.

Уилл Генри извинился перед собравшимися, пообещал, что убытки будут взысканы, и швырнул визжащего Эмметта, точно куль, в машину. Он проехал три мили, отделявшие его от дома Спенсов, выволок Эмметта из машины и постучал с черного хода. Открыл Хосс Спенс лично.

Уилл Генри тяжело дышал от напряжения и гнева. Он кинул парня прямо в руки отца.

– Хосс, я поймал вашего мальчишку стреляющим из ружья по школе для цветных, где в это время было множество народу. Ружье я разломал на мелкие кусочки, а им занялся с помощью ремня. Его бы следовало засадить и выкинуть ключ от камеры, но вместо этого я его привез домой, к вам. И теперь, Хосс, я предупреждаю: если я его поймаю на чем бы то ни было, повторяю, на чем бы то ни было, то он окажется под арестом, и имейте в виду, ваш сын уже достаточно взрослый, чтобы оказаться в исправительном лагере графства. Я ясно выражаюсь?

– А ты заткнись! – заорал Хосс на парня, который продолжал громко хныкать. – Живо в хлев, и я займусь тобою сам!

– Папа! – истерично завопил парень. – Он порол меня на глазах у всех этих ниггеров!

Глаза у Хосса сузились.

– Он порол тебя на глазах у шайки ниггеров?

– Да, сэр!

– Марш в хлев, а то башку оторву! – заорал Хосс. Парень побежал. – Ты порол моего парня на глазах у ниггеров?

– Ты, черт возьми, совершенно прав, выпорол я его, как следует! И скажу тебе еще кое-что: если завтра до конца рабочего дня ты не явишься в городской совет с чековой книжкой и не оплатишь нанесенный ущерб, то я приеду сюда с постановлением и за жопу приволоку его в тюрьму! Понятно?

При свете лампочки на заднем крыльце лицо Хосса казалось пурпурным, но он взял себя в руки.

– Я приеду, – проговорил он, затем сделал четкий поворот «кругом» и направился к хлеву, на ходу снимая ремень.

Уилл Генри следил за ним, удивляясь собственному поведению. За всю свою взрослую жизнь он не мог припомнить случая, чтобы он на кого-то повысил голос. И когда он отъезжал от дома Спенса, до него донеслись дикие вопли, раздававшиеся в хлеву. Уилла Генри передернуло, весь гнев как рукой сняло.

– Господи, надеюсь, что он не забьет парня насмерть, – пробормотал он сквозь зубы. – Но что он месяц сидеть не сможет, это как пить дать.

И пока он ехал домой, он чувствовал себя на седьмом небе оттого, что свершилось правосудие, что достигнут результат.

Глава 25

Нелли Коул разбудила Джесса в три тридцать утра; он с трудом влез в одежду, пока Нелли поджаривала для него хлеб на сале. Это было самым трудным из всего, что было связано с работой на Хосса Спенса: подниматься посреди ночи. Всю жизнь он вставал на рассвете, но коровам требовалось, чтобы их доили два раза в сутки, вот и приходилось вставать в три тридцать, иного выхода не было. Он поел разогретого хлеба, запивая его молоком из жестяной кружки. Наличных на покупку кофе теперь не было, и Джессу было страшно трудно без утреннего кофе. Еще до того, как он кончил есть, Нелли снова уснула, а Уилли вообще даже глаз не продирал.

Он вышел из своей развалюхи с керосиновым фонарем в руках и прошел четверть мили до ворот по ту сторону дороги на Уорм-Спрингс, за которыми коровы терпеливо ожидали когда их поведут доить на молочную ферму. Он постоял с фонарем, пока стадо переходило дорогу, затем медленно засеменил следом, и в ушах у него беспрерывно раздавался нежный звон колокольчиков. Он мог в любую минуту заснуть на ходу и все же даже в таком состоянии способен был идти по прямой, но именно поэтому он не торопил стадо.